Куртизанка - Страница 29

Он смотрел, как она отпила вина, положила в рот кусочек спаржи, и удивлялся своей привязанности, которая не только не угасала, но, кажется, становилась еще сильнее с каждой ее победой или поражением. Справедливости ради следует отметить, что, находясь рядом с ней, ему приходилось страдать едва ли не чаще, чем радоваться. Он безрассудно тратил на нее свое состояние, отказался от намерения добиться успеха на поприще коммерции и согласился стать ее дворецким, только бы быть с ней рядом. Каждый вечер, садясь в свой экипаж, она разбивала ему сердце, собираясь лечь в постель с другим мужчиной. Крестики, которые он лезвием бритвы вырезал на стене своей спальни, отмечая количество ее любовников, оставили след на большом пальце его правой руки и незаживающую рану в его душе. И все равно, невзирая на то, что он верил в реинкарнацию, каждый вечер он молил Аллаха о том, чтобы тот отпустил его душу вслед за Габриэль, куда бы она ни отправилась.

И вот сейчас она разговаривала с ним не как с любовником, а как с доверенным другом, в совете которого нуждалась.

— Я должен предупредить вас, Габриэль, что культура Персии сильно отличается от того, к чему привыкла Симона.

— Но я ведь тоже француженка, — отозвалась женщина. — И я никогда не пожалела о том, что узнала тебя.

— Это не одно и то же. Мужчины-персы могут быть очень предвзятыми и самоуверенными, особенно когда речь идет о женщинах. Вы не понимаете моей культуры, Габриэль. Я же постарался принять вашу и никогда не навязывал вам своей. Я не хочу, чтобы Симона страдала.

— Как раз это и понравится ей больше всего. Загадка доселе неизвестного. Сплошная экзотика.

Альфонс больше ничего не сказал. Может быть, Симона влюбится в этого перса. Может быть, ювелир окажется столь же восприимчивым, как и он сам когда-то. Может быть, он женится на Симоне и обеспечит ей честное и достойное существование. Обнаружив в свое время, что она готова с энтузиазмом воспринимать новое, Альфонс взялся обучать девушку фарси: он как будто снова побывал в стране, которой ему так не хватало. Теперь, когда провидение послало ей перса, полученные знания наверняка помогут ей.

— Тогда почему бы вам не посоветовать Симоне получше узнать этого перса? Тогда она сможет держать его при себе, как вы поступили со мной.

— Нет, Альфонс, никогда! — перебила его Габриэль. — Я связываю с ней большие надежды. Можешь считать перса катализатором, который ускорит ее вступление в уготованный ей мир.

Он вздохнул, услышав решительный ответ. Ее мечта уже воплощалась в реальность. В свое время он тоже воспринимал случайную встречу с ней как мимолетное увлечение, столь приятное после долгих месяцев воздержания. Но случайная связь превратилась в стойкую привязанность, которая длилась вот уже тридцать лет. Она сумела посадить его на цепь, дала ему новое имя — Альфонс, которое звучало достаточно внушительно, чтобы он мог обходиться без фамилии. Но для Симоны он хотел большего, он хотел, чтобы она встретила такого мужчину, который будет равным ей.

— Что я могу сделать для вас, Габриэль? Что я могу сделать для Симоны?

Мадам Габриэль подошла к нему и уселась ему на колени.

— Расскажи ей о Персии, приукрась экзотичность твоей страны; нарисуй ей неотразимого героя, с которым ей захотелось бы познакомиться. Помнишь, как мы с тобой встретились в первый раз, Альфонс? Ты завладел моим сердцем, когда положил мне руку на плечо и пригласил поужинать вместе. Помнишь, как ты убирал волосы за уши? И я хочу, чтобы Симона представляла в своем воображении как раз такого мужчину.

Глава пятнадцатая

Еще до появления ювелира в замке и прежде чем Симона успела заподозрить, что происходит за ее спиной, мадам Габриэль предприняла некоторые шаги, чтобы обеспечить успешное воплощение в жизнь своего плана. Действовала она с той решительностью, которая отличала все ее предыдущие кампании.

Альфонс тоже с головой ушел в решение поставленной перед ним задачи, но совсем по иной причине. Если мадам Габриэль рассматривала новое ложе, приобретенное Альфонсом, как стартовую площадку, после которой Симона окунется в уготованное ей будущее, то Альфонс надеялся, что оно станет брачным. И он, и мадам Габриэль внесли свою лепту в украшение кровати и помещения, они соединили свои вкусы, чтобы сделать приятное Симоне и Киру. Кровать палисандрового дерева была инкрустирована изображениями соловьев из слоновой кости, которые часто воспевались в персидской поэзии и мифологии, а снежно-белые простыни Альфонс считал символом непорочности. Драпировка была настолько прозрачной, насколько неуловимой и неосязаемой мадам Габриэль считала любовь, которая стала причиной многочисленных трагедий. Несмотря на то что зеркала были неотъемлемой частью избранной ею профессии, она согласилась установить лишь по два с каждой стороны кровати. Обрамленные бамбуковыми рамами зеркала символизировали строгость и сдержанность — эти черты были несвойственны замку, зато вполне подходили Симоне.

Хотя Альфонс намеревался устроить так, чтобы молодые люди почувствовали, словно оказались вдвоем в брачном шатре, мадам Габриэль поддалась очарованию, которое навеяло на нее творение Бодлера «Приглашение к путешествию». Настенные панели изображали сцены из оперы «Кармен», там, где цыганка танцует среди цветущих вишневых деревьев и корзин с огурцами — находка Альфонса, — а на центральной панели было начертано стихотворение Бодлера:

В то время как остальные призраки плывут на волнах симфонии,