— Кир никогда не рассказывал мне об этой фотографии.
— Он не хотел, чтобы вы рассердились на свою бабушку. Она ведь заказала визитные карточки с вашей фотографией и раздавала их всем. Одну она вручила Киру. Именно после этого он и решил нанести вам визит, прихватив с собой браслет из красных бриллиантов.
Симона отвела глаза, услышав о предательстве своей бабушки. Она не имела никакого права поступать так, не поставив ее в известность. С другой стороны, ей очень хотелось самой увидеть эту визитную карточку, которая оказалась своего рода пригласительным билетом для Кира. Может быть, он оставил ее где-нибудь для нее, скажем, в качестве очередного знака?
Мердад стал рассказывать ей о том времени, когда Кир вернулся в Персию.
— Весь королевский двор только и говорил о недавнем приобретении Кира, красном бриллианте весом в восемь карат, вызвавшем восхищение у самого шаха. Было устроено празднество, на которое пригласили важных сановников. Целую неделю бриллиант был выставлен на обозрение в позолоченном стеклянном ящичке в Музее Сокровищницы шаха.
А потом красный бриллиант украсил скипетр владыки.
Неделю спустя в ювелирной мастерской шаха Кир достал из бумажника визитную карточку, положил ее на ладонь и подул на нее, словно сдувал невидимые частички пыли. Его жена-парижанка еще не смогла принять эту бескомпромиссную культуру, сообщил он Мердаду. А тут еще его мать заставляла ее страдать. На следующий день, снова достав фотографию, он потер ее о рукав, словно полируя снимок. Он принял нелегкое решение: они переедут в его дом в горах, даже если его семья отречется от него.
Однажды он выложил ее фотографию на стол во дворце шаха, когда они сортировали необработанные красные бриллианты. Обхватив драгоценный камень большим и указательным пальцами, он как будто поместил его в импровизированную оправу.
Она шьет одеяло из своих нижних юбок.
Мердад превратился в активного зрителя и своего рода участника развивающихся событий, его можно было даже назвать вуайеристом. Со временем он старался спровоцировать Кира на то, чтобы тот доставал из куртки ее фотографию и добавлял еще крупицу информации к занимательной головоломке о своей жене. Благодаря Киру он начал воплощать в жизнь свои мечты — одевался, как Кир, причесывал волосы так, как это делал Кир, и носил, подобно ему, красный бриллиант в ухе.
Не подозревая об этой растущей привязанности, Кир продолжал удивлять Мердада рассказами о способности Симоны изменять себя и окружающий мир. Она неумолимо утрачивала земные черты, превращаясь в некий мифический персонаж.
В тот день, когда Кир возвратился из Южной Африки, он не мог посмотреть Мердаду в глаза, а на виске его бешено пульсировала жилка. Он снова достал ее фотографию, сложил ее пополам, завернул в носовой платок и вручил ее своему другу. «Когда-нибудь она может послужить тебе в качестве рекомендации, не визитной карточки, — сказал он при этом. — Просто так, на всякий случай». Он что-то написал на обороте и, не оборачиваясь, вышел прочь.
Несмотря на все вновь открывшиеся факты визитная карточка показалась исполненной какого-то скрытого смысла, искрой, способной развеять упрямую паутину ее сомнений.
— Где эта карточка?
Из кармана куртки Мердад извлек бумажник. В одном из потертых кожаных отделений, завернутая в носовой платок Кира, лежала ее фотография. От горя, гнева и стыда ее веснушки запылали огнем. Оказывается, мадам Габриэль снабдила визитные карточки не только ее изображением, но также полным именем и адресом. Насколько она могла судить, ее бабушка в данном случае выступила в роли официального сутенера.
А еще она рассердилась на Кира. Он не имел никакого права утаивать столь значимые подробности от нее. Она взглянула на оборот карточки. Там было написано: «Симоне на всякий случай». Интересно, какой случай он имел в виду, подумала она, хотя у нее возникло стойкое убеждение, что эту карточку — четвертый знак, поданный ей мужем, — можно было с полным правом считать индульгенцией и верительной грамотой Мердада.
Она вернула ему карточку, он поспешно спрятал ее и прижал руку к нагрудному карману.
— Я, скорее, чувствовал, чем видел своими глазами, что при дворе шаха Музаффара Эд-дина назревают неприятности. Естественно, я понимал, что управление страной сосредоточено в руках Мирзы Махмуд-хана. Но с момента неудавшегося покушения во Франции шах изменился. Он больше ничем не напоминал обессилевшего и пресыщенного владыку, которого мы знали. — Подавив улыбку, Мердад покрутил в пальцах стебелек лаванды. — Ходят слухи, что своей вновь обретенной уверенностью шах обязан вашей бабушке.
Симона взяла стебель цветка у него из рук и заложила его себе за ухо.
— Да, она исключительная женщина.
— Как бы то ни было, Кир, учитывая его близость к женщинам клана д'Оноре, стал любимцем шаха, и ему было обещано покровительство, ни более ни менее, как самим его королевским высочеством. Наес — грязный еврей, пожимать руку которому брезговали правоверные мусульмане, внезапно вознесся на недосягаемую высоту, возвысившись над многими из нас. А потом он решил уйти, но его участие в импорте красных бриллиантов оказалось столь значимым, что ему пришлось подыскать себе замену, прежде чем он решился подать прошение об отставке.
Симона не находила сил отвести взор от прекрасных глаз Мердада, в которых стояли слезы. Она только спросила:
— И что предложил Кир?
— Он сказал, что по-прежнему будет исполнять обязанности личного ювелира шаха до тех пор, пока не подготовит себе замену.